A Sinistra | А Синистра | Левый Путь - Виктор Олегович Пелевин

22. Как увидишь Бога вокруг, так и спасешься. Растворить в божьем свете то, что хотел спасти – есть ли спасение крепче?

Здесь кончается мое наставление. Крутила, помни – тайный путь придумал не я. Его оставил Бог для скрытого в нас света. А свет в нас и есть сам Бог.

Мир светлым и духовным.

Писал Вася Атлет на Приморской Крытой.

Примечание Переписчика

Кого назову лучшим из людей? Приведенный к истине учителем высок и светел. Мир ему и хвала. Но ему помогал поводырь, и такой путник немногим отличается от овцы, которой повезло с бараном-провокатором на бойне.

Того же, кто совершил великий поворот, опираясь лишь на свое сердце, и дошел до света сам – именно его считаю лучшим и высшим, даже если на пути он спотыкался и шатался от выпитого.

Таков был Вася Атлет.

У меня больше не было мечты, чтобы отнести ее на помойку. Вернее, моя мечта уже осуществилась. Гримуар стал моим и мог исполнить любое желание.

Но я ничего не хотел.

Следовало навестить духа-покровителя.

***

Мы с Ломасом чокнулись и выпили.

Коньяк заметно успокаивал, и я понимал, как действует этот механизм в симуляции.

Жжение в глотке на миг отвлекает от тяжких мыслей. Ум возвращается к ним, но успевает заметить, что они не слишком обязательны – если один глоток лекарства позволяет отпустить их, зачем браться за них снова?

За подобное постижение обычные люди расплачиваются здоровьем печени или годами крутилова на ветрозоне. Нам с Ломасом было проще.

– Не факт, – сказал Ломас, – что нормальный человек вообще подумает о механизме. Он просто тяпнет еще стопочку.

Контрольные контуры работали отлично. Я ничего не говорил вслух – Ломас читал мои мысли, как Марко свой гримуар.

– Да, – согласился я. – Иначе алкоголики достигали бы великих прозрений.

– Они и достигают. Но на короткое время – и не могут удержаться там без бутылки. В этом проклятие любой вспомогательной химии. Теперь сигару, Маркус…

Я затянулся – хотя обычно просто набирал дым в рот.

– Кроме того, – продолжал Ломас, – для подобных наблюдений требуется достаточно тренированный ум.

– Вы считаете мой тренированным?

– Конечно. Вашу открутку во время припадков можно считать полноценным медитативным ретритом. Вы провели на ветрозоне много субъективного времени.

– Много, – подтвердил я. – Марко обычно проваливается туда на несколько дней. И крутит, крутит… А в Вероне проходит минута или две.

– Да, – сказал Ломас. – Сеть сильно сжимает лагерный опыт.

– Это не вредно для мозга?

– Примерно как система HEV, если пользоваться интенсивно.

– Наверно, потому мне и не хочется заказывать справки.

– И не надо. Как вы полагаете, Марко меняется к лучшему из-за тюремной практики?

Я задумался.

– Сложно сказать… В нем нарастает усталость и недоверие к черной магии. Он заглотил крючок и верит, что понемногу чинит свою душу во время падений в Чистилище. Происходящее кажется ему божественной мистерией, превосходящей любое колдовство… Вы были правы. Это тяжелая психологическая ситуация – грешить на Земле и одновременно спасаться в Чистилище.

– Еще бы, – усмехнулся Ломас.

– Получается, – сказал я, – сеть пыталась ему помочь, а в результате сильно усложнила жизнь. Как бы Марко не сошел в результате с ума.

– А что со священными текстами Вольнобега? Марко теперь понимает их лучше?

– Да, – ответил я. – Намного. Последний он вообще запомнил почти наизусть – и записал его после припадка. Думаете, это результат практики?

– Причина скорее в том, что в Книге Атлета нет материала, конфликтующего со средневековой культурой. Там почти все универсально. Кстати, как Марко перевел «гопников» и «жопников»?

– Он написал «гвельфы и гиббелины».

– Не до конца точно. Но крутить не мешает.

– Да, – согласился я. – Крутить на четыре такта можно в любом веке и в любой культуре. Будем надеяться, практика даст плод. Но у меня сейчас другая проблема. Чего мне попросить у Исполнителя?

– Чего просить? – повторил Ломас. – А чего хочется самому Марко?

– Ничего.

– Совсем?

– Совсем, – ответил я. – Знаете, на что похожа его жизнь?

– На что?

– Он как муравей, попавший в часы. Зубчатые колеса со всех сторон… Могут отравить слуги и царедворцы. Любая из приходящих на ванные аудиенции красавиц может пырнуть кинжалом – тому есть известный исторический пример…

– Этого не бойтесь, – сказал Ломас. – Шарлотта Корде убьет Марата еще не скоро. Молодые веронки о такой возможности не знают.

– Зато знает нейросеть, – ответил я. – Она может использовать это в скрипте.

Ломас промолчал. Поймав начальство на ошибке или недомыслии, не стоит заострять на этом внимание.

– Еще опаснее Венеция и Совет Десяти, – продолжал я. – Я нужен им, чтобы получать золото и управлять Вероной. А как только во мне отпадет надобность…

– Понимаю.

– Но это пустяки по сравнению с тем, что вытворяет гримуар. Я мог сгинуть в борьбе с Эскалом. Мог умереть во время поединка с Мойрой.

– Маловероятно. Это ваш личный трип. Весь скрипт строится вокруг вас. Так что до развязки вы, скорей всего, доживете.

– Мы с вами об этом знаем. А Марко – нет.

– Тут вы правы, – кивнул Ломас. – В чем ваша главная трудность?

– Я страшусь Исполнителя.

– Да, – сказал Ломас. – Проблем с ним много.

– Поэтому и желаний у меня мало. Когда вы управляете машиной без тормоза, вы мечтаете только о том, чтобы вписаться в следующий поворот.

– Раньше вам многого хотелось, разве нет?

– Все, чего желают колдуны, я получил. Я способен переноситься в пространстве, но мне никуда не хочется, разве что напиться во Флоренции. И то потому, что там меня не знают в лицо. Я могу стать юным и длить молодость с помощью масок хоть вечно, но предпочел бы эту вечность проспать. Мое сластолюбие не встречает преград, но меня тошнит от человеческих тел, а особенно от визжащих в них умов. Я богат, но не могу купить хорошего настроения. Владычествую над городом, но был бы счастлив сбросить такое бремя… Я не хочу лишней ноши, но все мои приобретения – это она и есть.

– Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, но повредит душе своей? – вздохнул Ломас. – Апостол Марк свидетельствует – так учил Иисус.

– Я не уверен, что люди понимают это изречение верно.

– Почему?

– Я сам понимал его неправильно. Я думал, смысл такой – ты поднялся на самый верх и проводишь время в усладах, а твоя душа в это время портится и гниет, как разрушаемый сахаром зуб, и после